Неточные совпадения
И ангел милосердия
Недаром песнь призывную
Поет — ей внемлют чистые, —
Немало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара Божьего,
На честные пути,
Немало их
оплакала(Увы! Звездой падучею
Проносятся они!).
Как ни темна вахлачина,
Как ни забита барщиной
И рабством — и она,
Благословясь, поставила
В Григорье Добросклонове
Такого посланца…
А какие же маменька были хитрые, так это на удивление! Тут плачут, воют, обнимают старших
сыновей и ничего; меня же примутся
оплакивать, то тут одною рукою обнимают, а другою — из-за пазухи у себя — то бубличек, то пирожок, то яблочко… Я обременен был маменькиными ласками…
Поразительно было видеть, как по наружности молодая, прекрасная и свежая женщина
оплакивала увядшую юность и свежесть своего
сына.
Новый посадник, следуя древнему обыкновению, должен был угостить народ: Марфа приготовила великолепное пиршество, и граждане еще дерзнули веселиться! Еще дух братства оживил сердца! Они веселились на могилах, ибо каждый из них уже
оплакал родителя,
сына или брата, убитых на Шелоне и во время осады кровопролитной. Сие минутное счастливое забвение было последним благодеянием судьбы для новогородцев.
— Это ничего не значит. Там у него слушатели, которым он говорит только то, что обязан говорить по требованиям службы; а тебя он учит, как внушает ему его любовь к просвещению и истине. Ты — счастливец,
сын мой: ты имеешь редкого образователя, трудов которого нельзя
оплатить никакими деньгами. Дорожи им и уважай его, потому что это такой честный и свободномыслящий человек, значение которого ты поймешь только со временем.
Искренно
оплакивая кончину горячо любимого ею супруга, Ольга Николаевна не давала горю овладеть ею совершенно, памятуя, что на ней лежат обязанности по отношению к
сыну, которому шел двадцать второй год и он был поручиком артиллерии и стоял с бригадой в одной из южных губерний, и к дочери — шестнадцатилетней красавице Мери, как звала ее мать.
—
Оплакивайте их сами, пан Пржшедиловский, если у вас слезы вода, — сказал ксендз. — Наши матери ведь польки; они сами с благословением посылают своих детей на бой с врагами отчизны и, если их
сыновья падут за дело ее свободы, поют гимны благодарности Пресвятой Деве.
Жена моя — таков был уговор — поехала в Коломну к своей родственнице; на дороге, именно в Софьине,
оплакав Владимира, которого в последний раз назвала своим, сдала его новому отцу его; возвратись же домой, распустила слухи, что
сын ее по дороге помер.
— Отнесите меня к амбару, — проговорил я. Меня приподняли и отнесли туда; я указал, где знамя и сказал, кто его сохранил. Полковой командир крестился, офицеры целовали руки вашего
сына. Как хорош он был и мертвый! Улыбка не сходила с его губ, словно он радовался своему торжеству. Как любили мы нашего Володю! Его похоронили с большими почестями, его
оплакали все — от командира до солдата. Имя Ранеева не умрет в полку.
Как они не понимают, что каждая из них,
оплакивая своего
сына, сама стреляет в
сына другой матери, а та наоборот, и все плачут?